«Коллекции могут меняться и удивлять, но Cartier всегда должен оставаться Cartier»

На XXVII Biennale des Antiquaires, или Биеннале антикваров, прошедшей в парижском Grand Palais в сентябре 2014 года, французский Дом Cartier представил коллекцию Royal Cartier, состоящую из 180 драгоценностей и ювелирных часов. Прекрасный повод, чтобы обсудить с Пьером Райнеро интересные факты из прошлого, состояние ювелирных коллекций в настоящем и их перспективы в будущем. С кем еще, как не с человеком, отвечающим одновременно за музейное собрание Cartier Tradition и богатейшие архивы Дома, а также за имидж и стилистику современных творений Cartier?

— Пьер Райнеро. Два года назад мы собирали драгоценные камни для этой коллекции – а как вы знаете, дизайн любого собрания ранга high jewellery строится вокруг камней – и в какой-то момент осознали, что главные среди них – синий сапфир из Кашмира огранки «подушка» в 29,06 карата, колумбийский изумруд огранки «подушка» в 26,60 карата, красная шпинель грушевидной формы весом 49,74 карата, мозамбикский рубин в 15,29 карата овальной огранки, австралийский черный опал весом в 57,95 карата и т. д. – весьма и весьма редки. К тому же среди ста крупных драгоценных камней у нас была жемчужина действительно королевского происхождения – Royal Pearl весом 8,3 г и размером 21,82 х 17,6 х 16,4 мм; в свое время она принадлежала королеве Англии Марии Текской, супруге Георга V. И мы задумались: а что вообще значит «королевский» в истории Cartier? Да, это множество клиентов Дома из числа королевских и аристократичных особ. Но это и наша собственная маниакальная требовательность к тому, чтобы оставаться на высоком уровне запросов самой искушенной клиентуры мира. Мы решили, что данная коллекция им вполне отвечает, и дали ей такое высокопарное, но совершенно оправданное название.

— П.Р. И да и нет, мы не ставим себе именно такую задачу. Cartier всегда должен оставаться Cartier. Но когда у вас в руках жемчужина, подобная Royal Pearl, или уникальный грушевидный бриллиант в 30,21 карата, предположительно из копей легендарной Голконды, они ведут вас в определенном направлении. Но, на мой взгляд, мы создали с этими драгоценными камнями не такие уж классические изделия! Колье с бриллиантом – скорее классика дня завтрашнего, его дизайн весьма современен, и бриллианты разной огранки размещены в нем весьма необычным способом, это украшение привносит нечто новое в наш собственный ювелирный словарь.

— П.Р. В первую очередь мы стараемся подбирать камни именно из нашего собственного хранилища, оно пополняется месяц за месяцем, год за годом, в зависимости от возможностей приобретения того или иного камня, которые мы для себя видим. Подобное хранилище – вполне традиционная вещь для ювелиров нашего уровня, у нас просто должно быть в наличии достаточное количество изумрудов, рубинов, сапфиров, бриллиантов, потому что на них постоянный спрос. И королевскую жемчужину, и уникальный бриллиант мы взяли из нашего хранилища, они несколько лет назад были приобретены у разных дилеров драгоценных камней.

— П.Р. На самом деле мы нередко использовали важные жемчужины в украшениях за всю историю Cartier. Скажем, серьги с жемчугом из украшения Марии- Антуанетты, которые были проданы Пьером Картье основательнице компании General Foods Inc Марджори Мерриуезер Пост (она потом передала их в коллекцию Smythsonian Institute). Через наши руки проходили и серьги с жемчугом, принадлежавшие самой Екатерине Великой, вашей императрице, и мы продали их американской семье Додж, владельцам автомобильного концерна Dodge. Довольно часто мы не знаем происхождение жемчуга, который к нам попадает, но уровень его качества говорит о непростом прошлом его владельцев.

И, кстати, La Peregrina не находилась в нашем хранилище, а была собственностью Тейлор. А Royal Pearl мы приобрели три года назад специально для нашего будущего украшения.

— П.Р. Риторический вопрос. Но мы заплатили такую высокую цену, потому что это важная драгоценность музейного уровня. Она сама по себе сокровище из-за имперского нефрита XVIII века – он был подарен Хаттон отцом на ее свадьбу с князем Мдивани в 1933 году. И это колье – пример того, как мы сочетаем невероятные драгоценные материалы, неважно из какой культуры они пришли, и наш собственный стиль. Мы создали для Хаттон застежки для колье, и часть их с кисточками теперь отсутствует, осталась лишь часть с рубинами и бриллиантами. Но и она демонстрирует, что мы деликатно, но точно ставим «печать» собственного стиля на любое украшение.

Изначально это колье было куплено на аукционе украшений Барбары Хаттон в 1985 году, и вот теперь владелец вновь выставил его на Sotheby’s, а цена украшения возросла невероятно.

— П.Р. Да, все верно, эти украшения из хрусталя, в черно-белой гамме оникса и бриллиантов или же c cиними сапфирами действительно можно отнести к ар-деко. Но то, как мы работаем с ними в плане дизайна, – это совершенно новая манера, во многом навеянная архитектурой конца XX века или дня сегодняшнего.

— П.Р. Это в некотором роде обязанность Cartier – развивать любую свою традицию в современном ключе, и мы довольно серьезно к ней относимся. Думать об эволюции ювелирного дизайна, о способах сделать его иным, новым, актуальным – вот, что мы постоянно обсуждаем с дизайнерами. Порой в этих дискуссиях я сам сталкиваюсь с противоречием. С одной стороны, моя роль директора по наследию заключается в том, чтобы произносить: «Это весьма отличается от всего остального, но это не Cartier!» А в других случаях я говорю: «Будьте иными, отличайтесь от всего сделанного ранее». И дизайнерам нужно выдавать вариант, который отвечал бы этим противоречащим друг другу задачам! Но дизайнерам нравится решать такие ребусы, и между нами с Жаклин Карачи, главой отдела дизайнеров high jewellery, и ее командой царит полное взаимопонимание. Жаклин из тех, кто любит, когда их немного подталкивают вперед, побуждают к чему-то большему. И мы ведем постоянный диалог с ней и возглавляемым ею отделом из десяти дизайнеров. Она такая же, как и я, – ей нравится удивлять людей вновь и вновь.

— П.Р. Украшения в духе ар-деко, о которых вы уже упомянули, имели мгновенный успех и в Америке, и в Европе. Помню, я присутствовал на закрытом ужине Cariter в Майами и сидел рядом с клиенткой, которая тогда и приобрела большинство из них. Так вот она мне сказала, как отрезала: «Мне нравится это художественное направление, следующие украшения в этом же стиле я тоже беру». Представляете, еще не видя их! Точно так же я был удивлен мгновенным успехом новой комбинации цвета, которую мы предложили: опалы в сочетании с цветными сапфирами, отчасти повторяющими всполохи внутри драгоценного камня. И это сочетание стало мгновенно востребовано среди самых разных людей из разных стран и культур, разного возраста, эхом пронеслось по всем нашим рынкам.

— П.Р. Долгие годы люди относились к опалам со скептицизмом – из-за разных предрассудков и домыслов, не имеющих к опалам никакого отношения: он считался несчастливым камнем. И, полагаю, имя Cartier на украшениях с опалами послужило некой индульгенцией что ли, люди посмот­рели на них иными глазами, через призму нашего стиля, что заставило оценить их иным взглядом, без всяких предрассудков. Возможно, мы просто изменили общественное мнение. У нас и в этой коллекции есть великолепный браслет-манжета с австралийским опалом весом 57,95 карата в окружении сапфиров, цвета которых отражают всполохи опала.

— П.Р. Я бы сказал, что таких примеров множество. Вот, например, в нынешней коллекции мы представляем рубин из Мозамбика в колье-воротнике в африканском стиле. Это заставило нас вспомнить о начале XX века, когда Cartier стал пионером в использовании бриллиантов, которые тогда только начали добывать в Южной Африке. Все вокруг им не доверяли: слишком силен был стереотип, что драгоценные камни могут происходить только из Индии и Юго-Восточной Азии. А мы начали активно использовать бриллианты из Африки в украшениях для важных клиентов, это стало переломным моментом. И сегодня мы первые, кто начал использовать сапфиры из Мадагаскара и рубины из Мозамбика, потому что у нас нет предрассудков – если камень прекрасен по всем своим характеристикам, то он прекрасен.

— П.Р. Случается, и часто. И это серьезная проблема для нас. Мы не любим цитировать самих себя и не занимаемся изготовлением реплик, в таких случаях приходится отказывать клиенту или пытаться изменить его мнение. Подобные выставки призваны демонстрировать, что стиль Cartier находится в постоянной эволюции, и если люди хотят иметь вещь музейного уровня, то они либо должны приобрести старинную (а мы занимаемся и продажей старинных вещей Cartier), либо должны дерзнуть обладать передовым украшением сегодня. Вещь достигает музейного уровня, только если она представляет собой некую инновацию или знаковое изменение в стиле для своего времени, посыл каждой выставки именно таков. И если кто-то просит нас о реплике, то, увы, сей посыл он не понял, не прочувствовал, что обидно. И, конечно, не так просто бывает объяснить это клиентам. В частных заказах мы вообще больше сталкиваемся с традиционным вкусом, причем до такой степени, что я даже порой не выдерживаю и выпаливаю: «Но у вас же есть уникальная возможность сотворить историю, свою собственную и историю Cartier, историю ювелирного искусства!»

— П.Р. Это верно, первый и главный критерий – вещь должна вам нравиться и доставлять удовольствие. Потом вы уже можете задуматься: насколько данная покупка является инвестицией, есть ли у этого украшения потенциал стать исторической вещью через какое-то время? Здесь критерии те же самые, что и при приобретении произведения искусства.

— П.Р. Да, такое бывает довольно часто. Не так давно к нам пришла семейная пара, и, когда они разложили передо мной драгоценные камни из своей коллекции, я ахнул: оказалось, что передо мной сидят люди, которые приобретали за последние годы на аукционах все самые важные исторические камни!

Так вот, когда люди приносят подобные камни и знают их цену, они готовы рискнуть и создать вокруг них оригинальное украшение. Но все же оно зависит от индивидуальности женщины, которой предстоит его носить, оно должно отражать ее характер, стиль, так что однозначного ответа на ваш воп­рос нет. Это сочетание двух желаний: подчеркнуть выразительность камня, с одной стороны, а с другой – придумать дизайн для конкретной женщины.

— П.Р. Да, верно – гармония и баланс всех составляющих! Мы в Cartier называем это высокопарно «чувством прекрасного». Поэтому когда мы рассматриваем эскизы будущих украшений, то всегда спрашиваем друг друга: действительно ли это красиво?! Вот первый вопрос, на который мы должны ответить положительно, и только затем уже задаем все прочие вопросы. Кстати, порой красота может быть неожиданной, ее можно увидеть в формах, про которые вы и подумать не могли, что они прекрасны.

— П.Р. Да, ювелирные техники сегодня куда совершеннее. И мы чувствуем себя довольно свободно в создании самых сложных вещей. Вот только эта сложность всегда должна быть оправданна – имеет ли смысл тратить сотни часов на создание настолько сложной, инновационной вещи? Ведь потом еще надо найти клиента, который оценит уровень исполнения. Так что да, мы постоянно раздвигаем границы возможного в техническом плане, но не менее часто спрашиваем себя: не будет ли вещь стоить слишком уж дорого? Пока, к счастью, нам удается найти на инновационные изделия своего любителя.

— П.Р. На самом деле несколько лет назад мы представили коллекцию часов La Dona, в которых плетение браслета напоминало шкуру крокодила, и среди них были и ювелирные модели. Но в данном случае опять же украшение было придумано вокруг трех изумрудов родом из Южной Африки – мы поняли, что не хотим их разделять, и дизайнеру пришла в голову идея о крокодиле-браслете, на спине которого и разместили камни. А потом нам было интересно сделать еще несколько украшений на ту же тему, причем среди них есть и не фигуративные, только намекающие на рептилию.

— П.Р. Мы создаем тиары не только по частным заказам, но и для регулярной продажи в бутиках. Немного, но создаем. Что касается бандо, то форму опять же продиктовал синий сапфир огранки «кабошон»: он очень длинный, и сразу стало понятно, что рядом с ним можно сделать ленту той же ширины. Так появилась мысль о бандо. Да, это весьма специфическое украшение для прически, именно потому мы и сделали его трансформером – бандо легко превращается в два браслета. Тиару в нашей коллекции с Royal Pearl также можно превратить в колье, но это сделать куда более сложно технически: за этим стоит невероятное количество математических и инженерных вычислений. А с бандо все куда проще. Впрочем, для владелицы подобных украшений обе задачи довольно просты: мы над ними хорошо поработали.

— П.Р. Постоянное обучение, постижение и открытие чего-то нового буквально каждый день. Скажем, у меня нет геммологического образования, и я узнаю все новые сведения о драгоценных камнях. Но, пожалуй, больше всего мне нравятся сюрпризы, которые преподносят мне дизайнеры – они приходят с идеями, которых от них даже не ожидаешь! Это и есть самые счастливые моменты в моей работе.